Представляя работу судебных экспертов Государственного комитета судебных экспертиз, большинству из нас воображение нарисует картину места происшествия или несчастного случая и специалиста, которому достаточно одного взгляда, чтобы помочь в раскрытии преступления. Однако реальность значительно отличается от художественных фильмов.

Проведение судебной экспертизы – тонкий, кропотливый и длительный процесс, требующий высоких навыков. Основная цель работы эксперта – установить истину. Этот процесс основывается на логическом мышлении, внимательности, знаниях, смекалке и профессиональных навыках.

– Меня зовут Ирена Селицкая, я работаю государственным медицинским судебным экспертом сектора судебно-медицинских экспертиз отдела медицинских судебных экспертиз Молодечненского межрайонного отдела Государственного комитета судебных экспертиз, – представляется моя собеседница и тут же, видя мою реакцию, с улыбкой добавляет, что, когда было создано ведомство, она сама записывала свою новую должность на бумажке и носила в кармане. – Это моё единственное место работы на протяжении почти 40 лет. Хотя трудовая книжка полна записей, это связано с тем, что служба потерпела множество реорганизаций: менялись названия, подчинение и адреса, но по сути я весь свой трудовой путь прошла на одном месте. Изначально это было Бюро судебно-медицинских экспертиз.

Работа эксперта, отмечает Ирена Леонидовна, не является публичной. Она точная, без каких-либо шагов в сторону и «отсебятины». Есть только объективная оценка. И никаких «может быть» и других условных форм.

Есть и свои правила. Одно из них негласное: минимальное общение эксперта с родственниками погибших. Это, пожалуй, единственные специалисты, которые стараются избегать таких контактов. Ведь каждое сказанное слово – о болезни, обстоятельствах смерти или возможных путях предотвращения трагедии – может быть истолковано по-разному. Особенно людьми, находящимися в шоковом состоянии.

– А с чужой бедой и несчастьем приходится сталкиваться каждый день, – отмечает Ирена Селицкая. -- В нашем комитете наибольшая доля экспертиз – именно судебно-медицинские. Лично я провожу в среднем в месяц около 15 экспертиз трупов, охватывая территорию от Мяделя до Воложина. Но опять-таки произвести вскрытие – это одно, за ним следует другая работа: берется биологический материал, проводится серия экспертиз – судебно-химическая, судебно-гистологическая, биологическая… На основе полученных данных готовится заключение с ответами на поставленные вопросы. Кроме того, я каждый месяц провожу около 40 экспертиз физических лиц. Но и экспертизами наша работа не ограничивается. По графику мы выезжаем в составе следственно-оперативной группы, также участвуем в следственных действиях (проверка показаний на месте, следственные эксперименты), судебных процессах и клинико-анатомических конференциях. Работа разновекторная и очень интересная.

Что нужно, чтобы стать судебно-медицинским экспертом?

Ирена Леонидовна уверена: интерес к профессии и много знаний. Сама она в 1988 году поступила в медицинский институт. Сделать это и сегодня непросто, а тогда, признается, можно было сравнить с полетом в космос. Особенно для девушки из небольшого городка. Сразу поднимаешься на несколько ступеней социальной лестницы и становишься едва ли не знаменитостью местного масштаба.

– Нужно было шесть лет учиться в институте, после пройти годовую стажировку со сдачей нормативов по судебной медицине, – вспоминает Ирена Леонидовна. – Училась я очень хорошо, но на распределении, наверное, шокировала комиссию своей просьбой заниматься судебной медициной. Перед ними стояла хрупкая девушка в коротенькой юбочке, с длинной косой, буквально горевшая желанием работать в этой сфере. Были комментарии типа: «Куда ты лезешь? Тебе бы детей лечить…» Но я стояла на своем.

– Кстати, почему сделали именно такой выбор?

– Его во многом определил преподаватель по судебной медицине. Он был практикующим экспертом, настолько умным и интересным, что я обижалась, если иногда отпускал раньше с занятий. А тут еще время такое – 1990-е: малиновые пиджаки, цепи, разборки, одним словом, романтика «улиц разбитых фонарей». Это было безумно интересно! Возникла просто навязчивая идея – я хочу попасть в судебную медицину! Меня всегда бросало в крайности. Та же терапия, например, мне казалась скучной – карточки писать, все эти ОРЗ и ОРВИ… А здесь я прям загорелась. Но столкнулась с гендерными предрассудками. И тогда снова взыграл характер: я вам докажу! С каким азартом и рвением я взялась за работу, у меня горели глаза! И, думаю, на своем примере смогла доказать, что и женщина состоится, казалось бы, в мужской профессии, если это ее призвание. А теперь оглянемся на наш отдел: все эксперты, кроме начальника, – женщины. Все без исключения профессионалы своего дела.

– Работа накладывает отпечаток на личную жизнь?

– Конечно. Внимание к деталям не ограничивается закрытыми дверями кабинета. Да и вообще, никогда не поверю, если кто-то из экспертов скажет, что ушел домой, а работа осталась. Мне кажется, работа и личное настолько сильно переплетаются, что уже невозможно отделить одно от другого. И как на работе не бывает абсолютно одинаковых случаев, так и в жизни. И это действительно интересно.

Текст и фото: Марина ПУЦЕЙКО