Знакомству с этой чудесной женщиной – Анной БОЛОТНИК – мы обязаны ее соседке. Именно Елена Михайловна позвонила в редакцию с просьбой «обязательно заехать к нашей Нюрочке, когда будете в Красном». Немного удивила такая фамильярность, пусть и добрососедская, ведь нашей героине через несколько месяцев исполнится 94!
Но пазл сложился при первой встрече, когда к нам вышла статная, нарядная женщина с аккуратно уложенными волосами, элегантными украшениями, чуть заметной розовой помадой на губах.
– Да, вот такая она – наша Нюрочка! – было видно, что Елена Михайловна сама испытывает удовольствие, видя, какое впечатление на журналистов произвела наша героиня.
– Всё замуж меня выдать надеется, – с улыбкой кивает в сторону подруги Анна Федоровна. – Да никто не берет.
– Вот опубликуем вашу фотографию в газете – отбоя от женихов не будет.
– Куда там уже, хватит, пожила. Много за свою жизнь видела и плохого, и хорошего. Времена были страшные, голодные, бедные. А как только хорошо жить стали, пора в другую дорогу собираться. Но я не унываю, – уверяет Анна Федоровна и начинает свой рассказ. – Родилась в Малашках. Родители простыми людьми были. Отец, правда, считался старостой, при Польше солтысом называли. Было у нас четыре гектара сенокоса на болоте, где сейчас Чисть расселилась, и примерно столько же посевной земли. Мама с папой сеяли, веяли, скотину держали и нас, четверых детей, растили. Два брата и сестра у меня, осталась я одна.
– Анна Федоровна, когда началась война, вам было 11 лет. Наверняка, память хранит много воспоминаний о том страшном времени и событиях?
– Конечно, всё помню, не дитем уже малым была. В нашем доме всегда находили приют нуждающиеся. Недалеко немцы располагались. Издевались над молодыми хлопцами, избивали, голодом морили. Но если кому удавалось полуживому выползти оттуда, как бы снисходительно отпускали, наверняка думая, что всё равно в лесу где-нибудь под корягой помрет. А мальчишки эти наперекор всему доползали до деревни. Отец забирал их к нам. Разденем, отмоем – и выхаживаем. Прокормить лишний рот, конечно, было непросто. Но как по-другому? Маленькие дети и то всё понимали, свой какой-то кусочек изможденному отдавали. Несколько парней у нас таких было, потом в партизаны папа их переправлял.
– Слава о ваших родителях, которые помогали, раскатилась по округе. Эта добрая молва и молодую еврейку к вам привела?
– Да, пришла как-то к нам евреечка молоденькая с маленькой дочушкой. И их забрали к себе. Но вскоре немцы что-то заподозрили, хоть у Ани были документы, что она татарочка. Помню, папа побежал к племяннику: «Володька, запрягай коня, будто в лес по дрова едем». А ей сказал, чтобы брала ребенка, корзиночку, будто за ягодами поедет. Володька отвез их под Раёвку, там недалеко были партизаны. С ребенком в отряде было бы непросто, Аня была вынуждена оставить Ирочку у добрых людей, а сама пошла к партизанам. Но как только немцев прогнали, забрала дочку и снова пришла к нам. Теперь эта Ирочка живет в Америке, звонит мне часто: «Нюрочка, девочка моя, одна ты наша спасительница осталась. А я ведь помню, как ты мне свой кусочек хлеба тайком отдавала». Эта история имела продолжение: сколько у меня корреспондентов из разных стран побывало! Однажды из Израиля приехали три профессора-преподавателя и 25 студентов.
– Как после войны сложилась ваша жизнь и вашей семьи? Все ли уцелели в ее страшных жерновах?
– Немцы, когда их гнали, подожгли наш дом. Мы в то время прятались в лесу. Вернулись – только погреб остался, в нем на песке постелили траву – обустроили кров, нашли немецкую каску, пару картошин, сварили – поужинали всей семьей. Отец и старший брат тогда уже в армии были, мама с нами троими осталась. Потом уже, когда папа вернулся, на том же месте поставили дом. А дальше какая там жизнь послевоенная была – беднота одна и голод. Окончила семь классов в Красном, можно было дальше поступать учиться. Я никуда не пошла. Куда я поеду в своих драных лаптях? Пошла в колхоз за жнеей колоски собирать, чтобы ни одно зернышко не пропало. Все дети много работали, свиньям траву рвали, коров пасли. Потом на консервный завод пошла на закатку. По конвейеру шли банки, чаще трехлитровые, нужно было банку взять, закатать и поставить на место. Как посчитала однажды, сколько тонн одной рукой перебросила!..
– Может, там, на заводе, и будущего мужа встретили?
– Уже и не помню, где встретились. В 1953 году вышла замуж, через год доченьку Аллочку родила, а еще через год похоронила ее. И как-то на этой почве разошлись с мужем. Он был неместным, захотел уехать, а я не смогла от могилки первенца оторваться. Через какое-то время второй раз замуж вышла, но вскоре опять осталась без мужа, уже с шестимесячной Наташенькой на руках. Обжегшись дважды, больше и не думала про семейное счастье. Но встретила Гену, который подошел с неожиданной стороны – был сам очарован и очаровал мою Наташку. Он мне потом уже говорил: «Я тебя полюбил, но дитя твое – еще больше».
Родилась у нас потом Томочка, после нее – младшая Мирочка. И никогда ни в одном слове, жесте или взгляде мужа я не увидела разделения между дочками. Все три мои умницы и красавицы и одевают маму, и прибирают, и балуют: ты только будь с нами. И мама борется. Как в народе говорят, «са старасцю трэба бароцца, а са смерцю ў рогі брацца». Построили с мужем вот этот дом. Вроде надо бы радоваться, но помню свои мысли тогда: «Боже, а когда жить-то, мне ж уже 40!» А вот как обернулось, 53 года уже здесь. Дружу со всей улицей. На кухне в окно смотрю: кто ни идет – машет руками, здоровается, на улицу без конфет в кармане не выхожу, обязательно встречу деток, угощу.
– Елена Михайловна, когда заочно знакомила с вами, рассказала, что ваша семья и дом всегда были образцовыми. В одно время здесь даже был интернат для девочек-школьниц.
– Да, в 80-х это было. Я тогда ездила на вахту в Минск на тракторный завод. График был удобный – сутки через трое, чтобы и деток растить, и по хозяйству управляться. Взяла на постой девочек из дальних деревень. На протяжении пяти лет по десять их у нас жило. Учились, с моими дочками дружили. А мы обеспечивали их быт. Потом на пенсию как вышла, маму досматривала, после – мужа. Двадцать лет уже без него, дочки и внучки радуют. С младшей Мирочкой и зятем Юрочкой вместе живем. Они на работе, а у меня одно развлечение – два телевизора: один настоящий, второй картинку из окна показывает. К соседке в гости загляну, сама гостей принимать люблю. По улице похожу, собачку выгуляю, словом с кем перекинусь, где какую травинку у забора вырву. Так и время проходит. Стараюсь не лежать, в движении быть.
– История не терпит сослагательного наклонения. Но всё же, Анна Федоровна, что бы вы изменили в своей жизни, если можно было бы?
– Если бы была возможность прожить вторую жизнь, такую точно не захотела бы. Из-за войны проклятой. Никому, даже самому худшему и злейшему человеку, такого не пожелаешь. Никогда и ни за что! Как сейчас перед глазами картинка. Подвозил нас, детей, мужчина из соседней деревни. Такой радостный ехал – кто-то отблагодарил его ведерком квашеной капусты, вез своим деткам. А тут немец нас останавливает. Пока допытывался у мужика, кто и откуда, мы с саней в рассыпную бросились. А он очередью по нам. Укрылись, но видели, как мужчину этого избили до полусмерти, что не хотел капусту отдавать, которую деткам голодающим вез. И послевоенное время тяжелое. Я до сих пор помню и даже чувствую, как было холодно в ноги, когда босиком пасла коров. Стоим с другими детьми и только смотрим, где какая коровка на траву сходит, чтобы первым добежать до этого места и хоть немного ноги погреть. Поэтому всем желаю, чтобы никогда этого не узнали и не видели. Живите мирно и счастливо!
Марина ПУЦЕЙКО
Фото: АВТОР и архив Анны БОЛОТНИК