Двадцать первого июля в 20.00 из Порта Кавказ до Минска отправлялся туристический автобус. Пассажиры все до единого загоревшие, отдохнувшие, веселые и общительные. Каждый провел десять дней у моря, в Крыму. Каждый считает, что его маршрут по Крыму был самым интересным, запоминающимся и удачным. Впереди была долгая дорога домой – больше двух тысяч километров. Это никого не пугало. Нам где-то повезло: группа собралась не в полном составе, и почти все сидели по одному. Самой маленькой пассажирке было всего девять месяцев. Девочка то пела песни, то что-то рассказывала нам на одной ей известном языке, то спала. Все были счастливы, заряжены энергетически и морем, и солнцем, и новыми впечатлениями, и новыми знакомствами.

Цель поездки была не совсем простой: хотелось одновременно и отдохнуть, и решить кое-какие вопросы. Крым я посетила в 2015 году. Мне тогда повезло: я познакомилась с очень интересным местом Карадагским заповедником. Он расположен у подножия потухшего вулкана Кара-Даг, правее Коктебеля. Место очень красивое, со своими легендами и правилами приема гостей. Местные жители уверены, что Кара-Даг принимает не всех, но многие его гости становятся пленниками этого удивительно красивого места навсегда. Похоже, что я одна из них.

Из предыдущей поездки я вернулась переполненная эмоциями и с достаточно интересным материалом, который впоследствии стал материалом для моей новой книги. Книга – это, возможно, громко сказано, точнее будет сказать – повести. Материал этот пока еще не опубликован. Предлагаю познакомиться со вступлением к повести.

Ох, и живучие мы, чудаки!
Лезем на звезды,
в кино и в стихи!
И обладаем талантом
счастливым –
Склонностью к тонким
душевным порывам!

Что тут скажешь в дополнение к строчкам Мандельштама?.. Разве только то, чтобы читатель сразу определился – читать ему эту книгу или нет. Речь в ней пойдет о тонких душевных порывах, а может, еще кое о чем, в чем мне самой хотелось бы разобраться. У меня не найдется более точных фраз, которыми можно объяснить желание писать. Я нашла их у Александра Грина: «У каждого человека – не часто, не искусственно, но само собой и только в день очень хороший среди других просто хороших дней – наступает потребность оглянуться, даже побыть тем, каким был когда-то. Она сродни перебиранию старых писем…».

Вот и я столкнулась с такой потребностью, когда пересматривала две тетрадки. В них диалог, размышления, вопросы, откровения двух людей – мужчины и женщины... В них целая повесть, почти готовая книга. Я привезла эти тетрадки из Крыма. После поездки прошло уже два года. Вчера вечером потребность все пережитое и написанное в этих тетрадках собрать в одно целое была настолько сильной, что решилась писать. В этой повести будут мои стихи, которые писались у моря… Буду рада, если кто-то найдет для себя в них «свои» строчки… Это тоже подсказал Грин: «…как четыре наиболее глубоко поразившие нас строчки любимого стихотворения. Таких строчек всегда – только четыре».
Не окажись у меня случайно в руках «Бегущая по волнам», эта повесть была бы совсем другой…

В повести я часто цитирую четыре строчки из моих любимых стихов, потому что эти строчки так ложились на мои мысли, переживания, что просто невозможно передать их другими словами…
Мой соавтор узнает ли когда-нибудь о книге или нет? Не знаю… Будет на меня зол? Или обрадуется? Не знаю… Я помню его слова, помню даже интонацию и оттенки голоса, когда на прощанье он произнес: «Мир тесен. Может, еще увидимся...».

Многие из вас уже догадались, что одной из целей моей поездки на этот раз в Крым была цель изучить возможность издать эту книгу там, где тема очень близка, где она начинала писаться.
И уже на второй день по приезду к морю, к Кара-Дагу, я поехала в Феодосию решать свои первостепенные задачи. Из редакции одной газеты меня отправили в музей Грина, предварительно туда позвонив и обнадежив меня, что эта тема для них будет однозначно интересной.

В музее Грина меня встретила научный сотрудник музея Алла Ненадо. Мы прошли в ее рабочий кабинет. Стеллажи по периметру небольшого кабинета заставлены книгами и журналами, висят старые афиши самых интересных мероприятий, которые проводились на базе музея.

Алла Алексеевна улыбается:
– Что привело вас к нам, гостья из Беларуси?
— Возможно, Грин. (Я немного нервничаю). Давайте начнем наше знакомство с одного моего стихотворения.

Я читаю для нее «Ассоль»:

Морской прибой, вода и соль.
Веками все перемешалось.
Не плачь, Ассоль, очнись, Ассоль,
Тебе так мало ждать осталось.
В твоих глазах и боль, и крик:
Ну как же так могло
случиться?
Жестокий пошутил старик,
И алый парус снится, снится.
Тебе он сказку подарил?
Волшебных сил коварны сети.
Да кто-то нам всю жизнь
твердил,
Что в сказки верят только
дети…
Но веришь ты, летят года,
И сказка былью обернется.
Твой принц уже спешит сюда,
И алый шелк по ветру вьется.
Он озаряет горизонт,
Горит пурпурными лучами,
И ты увидишь и поймешь,
Что сказки мы слагаем сами.
Морской прибой, вода и соль.
Веками все перемешалось.
Тушь потекла, очнись, Ассоль.
Тебе так мало ждать
осталось…
В твоих глазах и боль, и крик.
Ну как же так могло
случиться?
Не встретил сказочник-старик,
А алый парус снится, снится…
И море — соль, и слезы — соль,
А в мире столько ярких красок,
Но если веришь ты, Ассоль,
Еще наступит время сказок.
Вернем в почет любовь и честь.
Добро и верность не забудем.
Корабль-сказка где-то есть,
И он еще вернется к людям.
И ты увидишь, верь, Ассоль,
Пурпурный шелк под облаками.
В воде, как слезы, тает соль.
А сказки мы слагаем сами.

И уже как-то совсем по-другому смотрит на меня эта пожилая женщина. И разговор идет в достаточно непринужденной, дружеской обстановке.

– Минуточку, минуточку, сейчас я приглашу к нам Аллу Александровну.

Через несколько минут в кабинет заходит красивая молодая женщина. Это Ермилова Алла Александровна, председатель белорусской общины в городе Феодосия. Через какое-то время мои новые знакомые уже звонят в одно из издательств, уверяя редактора, что материал очень интересный, и я иду знакомиться с издательством.

А в голове у белорусской женщины-поэта целая гармония эмоций и фраз. И самое основное, что Алла Александровна пообещала мне: если книга будет издана, то презентация состоится на базе музея Грина, что я смогу выступить перед членами белорусской общины.

Мои материал и сборник стихов «Я из прошлого века» и моя новая повесть остались на компьютере в музее Грина. Свое настроение я лучше описывать не буду, оно в те минуты просто не поддавалось объяснению.

Через час настроение было совершенно другим. Книги теперь издаются легко и быстро – были бы только деньги. Я возвращалась в заповедник с планами найти подработку, остаться в Крыму на весь туристический сезон и все-таки постараться издать книгу. Но Кара-Даг для своей пленницы из Беларуси готовил сюрприз.

На следующий день утром у моря я делюсь впечатлениями о своей поездке в Феодосию с моими знакомыми еще по предыдущей поездке, семьей Владимировых. Они переехали из Сант-Петербурга к Кара-Дагу лет пятнадцать тому назад. Почувствовали, что они пленники, и это место стало для них второй родиной.

Мои друзья советуют мне поехать в Старый Крым, в Дом-музей Александра Грина, где он прожил последние годы своей жизни, где умер, где находится его могила.

Утром я была уже в Старом Крыму. Эта поездка стала для меня удивительной и захватывающей историей…

По дороге домой в автобусе читаю книгу о Старом Крыме, которую подарили мне сотрудники музея. Должна признаться, к своему стыду, что об этом старинном городе, с которым так тесно связаны жизнь и судьба Грина, я практически ничего не знала.

Предлагаю ссылку из материалов об истории этого города, с которыми познакомилась уже по приезду домой.

Старый Крым – небольшой старинный крымский городок, давший название всему полуострову, был заселен еще в III тысячелетии до Рождества Христова, в эпоху неолита, то есть, нового каменного века. Археологические находки свидетельствуют об оживленных торговых связях старокрымских жителей с Боспорским царством и Малой Азией. Предположительно, что в VI-III веках до Рождества Христова и в первые века нашей эры это поселение называлось Кареа или Кареон.

В январе 1223 г. в Крым вторглись монголо-татары. Разгромив Судак и перебив практически всех половцев, татары удалились. И только во время второго похода в Юго-Восточную Европу в 1236 году они начали оседать на полуострове. Тогда же Крым занял положение улуса, то есть, провинции нового могущественного государства Золотая Орда. Солхат – Старый Крым стал административным центром Крымского улуса Золотой Орды и резиденцией золотоордынского наместника – нойона.
Вот в какое удивительное место привели меня тропы Грина.

Раннее утро. Повезло. Водитель автобуса Феодосия – Севастополь, который шел через Коктебель, пожалел туристку из Беларуси. Часов в восемь утра я уже была в Старом Крыму.

Первое впечатление – ты попал в маленький поселок. Потом начинает приходить понимание, что это действительно очень древний город, который переносит тебя во времени. На станции мне объясняют, как пройти к дому-музею Грина. На улице еще немноголюдно. Открывается городской рынок. Прошлась по нему. Время у меня еще есть. Музей пока закрыт.

Цены на овощи и фрукты значительно ниже, чем у нас на побережье. Немудрено – от Старого Крыма до моря около восьмидесяти километров.

Возле продуктового магазинчика стоят две пожилые женщины. Я переспрашиваю, как мне попасть к домику-музею Грина. Одна из них улыбается и говорит, что живет рядом с этим домом. Так я познакомилась со Светланой Анатольевной Гардеевой. Когда она узнала, что я приехала из Беларуси, то и удивилась, и обрадовалась. Оказывается, ее дедушка был родом из Беларуси. Она вместе со своей подружкой ездила поступать в Гомель в медицинское училище на зуболечебное отделение (в Крыму в то время таких специалистов не готовили).

Минут через десять мы сидели у нее на кухне, пили кофе. И Светлана Анатольевна, переполненная эмоциями воспоминаний, рассказывала мне свою историю.

– Помню, когда мы приехали в Гомель, для нас, крымчанок, очень интересно звучал ваш язык: бульба ёсць — больш нічога і не трэба. Пасмажым і будзем вячэраць… А на речке, кажется, Сож, мы часто слышали: плыве браўно, лаві, выцягвай…(Эти фразы она произносит с таким неописуемым акцентом, с таким выражением лица, что я еле сдерживаю смех.)

– Как было весело, интересно. Да что же я только рассказываю? У меня и фотографии есть, где мы с подружкой на реке, на берегу.

Светлана Анатольевна идет искать свои фото, а ко мне приходит понимание, что день сегодня сложится просто замечательно.

Подружки хорошо сдали вступительные экзамены, но их не зачислили. Пригласили к директору, и тот просто объяснил, что нужны специалисты для Беларуси, а они по окончании учебы вернутся в Крым.
– Мы плакали, почти обещали, что замуж выйдем и останемся, но нас не послушали… А на второй день я узнала, что подружка моя зачислена и я одна должна ехать домой. У подружки фамилия была Коновалова, как и у начальника милиции в Гомеле. Возможно, это сыграло тогда определенное значение.

Светлана Анатольевна замолкает. В глазах читается почти обида, которая нахлынула на нее из тех уже далеких дней ее молодости.

– Но все сложилось отлично. Меня зачислили в медучилище в Феодосии. Я всю жизнь проработала медсестрой в глазном кабинете. Мой муж был начальником электросетей в Старом Крыму. Но мы всегда жили очень скромно. Я и сейчас помню, как меняли керогаз на маленькую газовую плиту на две конфорки. Муж был на работе, а я с ребенком дома. Жили мы тогда еще не здесь — в общежитии. Приходят два работника с каким-то баллоном и начинают подключать плитку к этому баллону. А мне страшно. Они смеются надо мной. Ты, может, мне и не поверишь, но я еще недели две боялась зажигать сама газовую плиту, только муж или я в его присутствии. Потом привыкла.

А я верю. Верю каждому ее слову. У Светланы Анатольевны слова льются из открытой души, а выражение глаз, лица все это только подтверждает.

– Сейчас расскажу тебе, как мы получили эту квартирку. Представь, иду я по городу со своими детенышами – тогда у меня было уже двое сыновей. А по городу плакаты, что в Доме культуры будет заключительное заседание суда по делу об убийстве человека в драке. И я со своими детенышами (здесь я употребляю слова Светланы Анатольевны, которые непроизвольно вызывали у меня улыбку) пошла на это заседание. Женщина-судья выносит смертный приговор человеку, который, может, по случайности обстоятельств, убил другого человека. Как мне было страшно! Я потом часто вспоминала эту женщину. А через какое-то время муж говорит, что нам выделяется жилье. Мы переезжаем в квартиру, которая теперь за стенкой. Начинаем переносить вещи. Мои детеныши уже бегают и осваивают двор. Открываются двери этой квартиры, где мы теперь с тобой сидим – и я на пороге вижу женщину-судью с тряпкой в руках… Она мыла пол. Я чуть сознание не потеряла. А та улыбается и говорит: «Привет, соседи! Будем дружить». Я еле выговорила: «Будем…».

Дома мужу говорю: «Валентин, я тут жить не буду. Я ее боюсь». В это время в дверь постучали. Заходит женщина-судья и приглашает нас к себе на ужин. Мы подружились. Она была простой хорошей женщиной. Но мне казалось, что она никогда не смеется и улыбается просто автоматически. Ее глаза никогда не улыбались… Через месяца три ей выделили жилье в Феодосии, а мы переехали в ее квартиру. Так и живем здесь всю жизнь. Все удобства во дворе. Совсем недавно сыновья перестроили немного, и теперь санузел у нас уже есть.

…Мне снова предлагают попробовать колбаски и горчички. Гостеприимство хозяйки, ее рассказ меня просто удивили. Я достаю свою книгу (сборник стихов «Я из прошлого века»), читаю выборочно несколько своих стихотворений. Светлана Анатольевна удивлена:

– Тоня, а ведь это судьба, что мы с тобой встретились.

Я тоже верю, что случайных встреч не бывает (особенно если ты пленница или гостья Кара-Дага…).

– А можно мне будет написать о вас в своих будущих книгах? – спрашиваю у нее.

Анатольевна улыбается:
– Конечно. Я тебе сейчас что-то покажу.
Она уходит в другую комнату. Я пытаюсь переснять старые фотографии, сделанные в дни молодости этой женщины на Гомельщине. Потом на листочке из своей тетради переписываю стихотворение «Кружева на стекле».

Разбросала Зима – кружева
на стекле разбросала.
Здесь леса и цветы, самоцветы горят
при луне…
Я в узоры вгляжусь. Загадаю
желаний немало…
Может, я прочитаю судьбу на
холодном стекле?
Улыбался мороз, кружевами судьбу
мне рисуя.
Что хотел он сказать, видно,
я угадать не смогу.
Вот рукой проведу и при этом узор
изменю я.
Разозлю только этим судьбу я свою.
Было много дорог и тропинок
по жизни немало.
Миражи, миражи – трудно к вам
прикоснуться рукой.
Было много камней, но цветов было
тоже немало.
А в итоге ты видишь — что шел
по дороге одной…

Светлана Анатольевна возвращается.

– Вот они, мои родненькие, — у нее в руках две рамки с фото. – Это, Тонечка, в День Победы, когда мы идем на митинг в центр города... Бессмертный полк.

Голос у моей новой знакомой дрожит. Глаза слезятся. Она целует фотографию отца:
– Папа Притуленко Анатолий Тихонович. День Победы встречал в Берлине. Это родная сестра моей мамы Войтевич Валентина Федоровна. Она была связисткой на 2-м Белорусском фронте. Победу встречала в Варшаве…

Мы обе молчим. И пусть мне теперь хоть кто-то скажет, что Бессмертный полк — это фикция, что участникам раздают заранее приготовленные плакаты… Может, кому-то и раздают. Но в первую очередь эти вопросы касаются непосредственно людей, чьи отцы или деды прошли дорогами войны. Личное отношение этих людей к истории. Другими словами, «это нужно не мертвым, это надо живым….».

– А давай, Тонечка, о хорошем, — Анатольевна словно читает мои не совсем веселые мысли.
– Я тут для вас переписала на память свое стихотворение, — читаю «Кружева на стекле».
– Спасибо. Я же тебе говорю, что это так замечательно, что мы с тобой встретились. Представь: мне ведь мужчины писали стихи.

Я посматриваю на часы.

– Пять минут, удели мне еще пять минут. Был случай. Привезли к нам в глазной кабинет студента из России, я имею в виду с материка, уже и не помню, откуда он родом. Он был студентом, учился в Москве на юридическом. У нас проходил практику и как-то умудрился поранить глаз. Сразу не обратился за помощью, пошло уже раздражение. Сидит на коридоре, дрожит. Врач почему-то задерживался, и я решила оказать больному первую помощь. Получилось. На второй день у себя на столе я нахожу стихи.
Анатольевна читает с интонацией, с искорками в глазах, с удивительной улыбкой на лице:

Светланка! Светка! Светочка!  Светлана!
Стучало у меня в висках.
Из кабинета я ушел как пьяный,
Оставив сердце в Светкиных руках…

– Я была красивая.

А на лице женщины, которой семьдесят девять лет, такая молодая и задорная улыбка. Анатольевна пролистывает свой альбом и показывает мне фотографию, где она на рабочем месте.

– Вам, наверное, здесь лет сорок?
– Милочка моя! Здесь мне уже под шестьдесят!

Мне становится так тепло и от взгляда этой красивой женщины, глаза которой с хитринками, и от выражения лица, которое говорит: «Может, мне здесь и за сорок, но лучше сказать, что под шестьдесят…».

– На этом наши отношения не закончились, — вспоминает она. — Олег еще целую неделю приходил ко мне на перевязки. Стихи на моем столе появлялись каждый день. Сейчас еще одно вспомню. Читает наизусть. Я еле успеваю записывать.

Люблю твой голос необычный,
И рыжую копну волос,
И твой вообще-то симпатичный,
Хотя и не курносый нос.
Твое тепло через рубашку
Я, как напиток сладкий, пью.
За эту милую « мордашку»
Я тигру зубы разобью…

– Представь, у меня уже двое детенышей, а он влюбился. Он пошел на разговор к моему мужу. С секретаршей мужа мы дружили, она мне потом все рассказала. Муж пришел с работы такой расстроенный и ничего мне не сказал. Олег через два дня уехал. Наши отношения закончились.
Светлана Анатольевна замолкает и смотрит в окно…

– У вас в памяти остались такие светлые воспоминания об этом человеке, остались стихи.

– Да, Тоня… Все это осталось как один из светлых эпизодов жизни.
Мой Валентин Петрович был очень хорошим мужем и отцом. Я ни о чем не жалею.

– Спасибо. Огромное спасибо и за такой теплый прием, и за рассказы. Вы очень добрый, эмоциональный человек. Очень рада нашему знакомству, но мне пора.

Светлана Анатольевна грустнеет у меня на глазах.

– Я не отпущу тебя без подарочка. Вот ручка, я ее только вчера купила. Это тебе маленький сувенирчик от меня. И знаешь, что? Приезжай. Приезжай в следующем году. Остановишься у меня. Посмотришь Старый Крым. Ты же видишь, у меня очень все скромненько, но мы с тобой хоть наговоримся.

– Сейчас очень трудно что-то обещать, а потом сдержать слово, но я постараюсь приехать. Спасибо.
Мы выходим со Светланой Анатольевной на крыльцо. Я делаю несколько снимков моей новой знакомой из Старого Крыма. Она провожает меня к дому-музею Грина. Прощаемся.

– Тоня, поверь: мы с тобой теперь родственники.

– Верю. Постараюсь приехать.

И с очень счастливой улыбкой от этой встречи я переступаю порог дома-музея Грина…

В музее меня встречают два работника. Научный сотрудник Ирина Петровна и кассир Наталья Николаевна. Заведующая Ольга Вадимовна в этот день была в отъезде.

— Здравствуйте, я к вам в гости из Беларуси.

— Здравствуйте. Экскурсия у нас будет только в двенадцать.

Обе женщины слегка удивлены.

— Я немного поэт. И не совсем обычный ваш посетитель.

Кажется, с таких слов началось мое знакомство с работниками дома-музея Грина. Я читала им стихи из своего сборника и на русском, и на белорусском. Читала шуточные, которые не вошли в сборник. Улыбка всегда растопит барьер недоверия или настороженности. Обе мои книги – уже изданная и готовая к изданию – переносятся на компьютер в музее. С материалом должна еще познакомиться Ольга Вадимовна.

Для меня проводят беглую экскурсию. Ирина Петровна заостряет внимание на совсем, казалось бы, неприметном предмете из всей экспозиции. На тумбочке стоит стеклянная рюмочка с красновато-золотым узором.

– Это любимая рюмка Грина, из которой он любил пить вино. Он брал эту рюмку в любые поездки. На рисунке олень с золотыми рогами. Это символ несбывшегося.

– Девочки, извините меня, пожалуйста. Я спешу. Еще не знаю, каким транспортом придется добираться до Коктебеля. Будем считать, что я только заглянула в музей через окошко. Надеюсь, что все получится, и я смогу в следующем году остановиться в Старом Крыму на несколько дней. Вот тогда изучу здесь все по крупицам. Но на данный момент, к сожалению, очень ограничена во времени…
Ирина Петровна немного огорчена. Она рассказывает все просто, с такой доверительной любовью к этому месту, к этому домику, что уходить не хочется.

На прощание работники музея подарили мне книгу с дарственной надписью и даже оригинальной печатью «Вы были в музее Грина. Старый Крым».

Эта книга стихов разных авторов о городе называется «Воспевали тот город поэты».

Вот одно из них. Автор – Юлия Друнина.

Старый Крым
Куры, яблони, белые хаты –
Старый Крым на деревню похож.
Неужели он звался Солхатом
И ввергал неприятеля в дрожь?
Современнику кажется странным,
Что когда-то, в былые года,
Здесь бессчетные шли караваны,
Золотая гуляла орда.
Воспевали тот город поэты,
И с Багдадом соперничал он.
Где же храмы, дворцы, минареты?
Погрузились в истории сон...
Куры, вишни, славянские лица,
Скромность белых украинских хат.
Где ж ты, ханов надменных столица,
Неприступный и пышный Солхат?
Где ты, где ты? Ответа не слышу.
За веками проходят века.
Лишь над степью и над Агармышем
Равнодушно плывут облака.

Автобус-маршрутка будет еще только через три часа. Придется ловить проходящий. Но со мной раззнакомилась продавец фруктов и решила помочь туристке из Беларуси. Женщина очень серьезным жестом остановила одну из попуток, объяснила, из какого «далека» я приехала сюда, в музей, и меня нужно отвезти в Коктебель. Водитель соглашается. Спустя два часа я уже сидела на пляже возле Кара-Дага.

Перечитываю свои заметки из разговора со Светланой Анатольевной. Перевожу взгляд на Короля и Королеву, которые стоят на вершине Кара-Дага, и приходит мысль — «Несбывшееся». Грин упоминал его часто.

Строчки из «Бегущей по волнам», которые я цитирую в своей повести, хочу процитировать и сейчас:
«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, НЕСБЫВШЕЕСЯ зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться НЕСБЫВШЕЕСЯ? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?».

Ко мне приходит понимание, что в Старом Крыму из всей интересной беседы со Светланой Анатольевной мы больше всего уделили внимания ее «несбывшемуся». «Грустный сказочник, добрый Грин» понимал, насколько это значимо для человека. Все, что с нами происходит в жизни, мы принимаем, переосмысливаем, и оно уже наше… А вот «несбывшееся» это тайна. Можно домысливать, фантазировать, мечтать, как же оно могло изменить судьбу, жизнь, если бы стало реальностью. Но оно всегда останется ТАЙНОЙ. Оно будет у каждого самым любимым воспоминанием…

Мысленно благодарю Кара-Даг, что он захватил меня в плен, что моя поездка полна эмоций, впечатлений. Крым заряжал своей энергетической силой и нашего поэта Максима Богдановича. Вдохновленный природой и историей полуострова, поэт даже написал статью о своих впечатлениях в журнал «Русский экскурсант».

Так он писал о Коктебеле:
«Широким полукругом врезается здесь море в берег; словно клешни гигантского краба, далеко убегают два мыса – левый побольше, правый поменьше, и на обоих крутыми изломами подымаются гребни скал; цепи гор охватывают амфитеатром берег, а между ним и морем лежит город».
В 1915 году Максим Богданович жил в Старом Крыму. Старый Крым считался одним из лучших мест для легочных пациентов.

Работники музея при разговоре со мной не упомянули о Богдановиче, но надеюсь, что у меня еще будет время и возможность изучить этот город.

Из тетрадки выглядывает ручка, которую мне подарила Светлана Анатольевна. Подарок. Пробую набросать несколько строк о строящемся Крымском мосте. Строчки не идут. Нужно отдыхать. Ко мне уже подходят мои две новые знакомые – одна из Харькова, вторая из Москвы. Приветствуем друг друга.

На этом маленьком пляже у подножия Кара-Дага не проходило и дня, чтобы кто-то не упомянул о страшном змее, который якобы живет в подводных пещерах вулкана. Рассказов много. Тем более что они изо дня в день дополняются какими-то деталями, подробностями от каждого рассказчика. Кто-то верит в реальность существования крупной рептилии. Кто-то считает это одной из приманок для туристов. Сегодня наш разговор с моими новыми знакомыми тоже коснулся этой темы. Почему я решила написать об этом? Потому что на следующий день я почти  «познакомилась» с легендарной рептилией.
Я лежала немного поодаль от основной группы отдыхающих. Было уже часа четыре дня. Должны были подойти мои приятельницы. Резко поднимаюсь с покрывала. Смотрю на море. Под солнце смотреть  тяжеловато. Концентрирую зрение. И сердце мое сбивается с ритма. Прямо перед глазами из морской воды встает темный подвижный треугольник и направляется в мою сторону. Он был от меня метрах в двадцати, может, даже меньше. Первая мысль – змей!.. И накатывает такая волна страха, что пошелохнуться невозможно. Но в это время мой «змей» выпрыгивает из воды. Оказывается, это дельфин! Я хватаюсь за фотоаппарат, пытаюсь сделать снимки. Да где уж там. Он веселый и хитрый. Из воды выныривает совсем не там, где я ожидаю. А от перенесенного стресса я совсем забываю, что лучше снимать видео. Приплывает второй дельфин. Они немного погуляли на мелководье и уплыли в море. Уплывали красиво, синхронно. Я еще долго не могу успокоиться. Это была моя первая встреча с дельфинами. В Карадагском заповеднике есть дельфинарий, представления проходят ежедневно, кроме понедельника, но туда меня не тянуло и не потянет. А вот наблюдать за ними в открытом море – это совсем другое… Это я принимаю как еще один подарок-сюрприз от Кара-Дага.

– Как отдыхается?

Этот вопрос задает мне егерь или охранник. Я точно даже не знаю, как называется должность людей, которые охраняют Кара-Даг. Этот мужчина мне зрительно знаком еще с предыдущего приезда сюда. Он всегда серьезен, собран, молчалив. Кроме «здравствуйте» мы с ним никогда ни о чем не заговаривали. Но в этот день у меня, наверное, был такой невероятно счастливый вид, что ему захотелось задать мне вопрос.

– Хорошо отдыхается. Дельфины приплывали, прямо к берегу. Я их видела первый раз в жизни.
Андрей (так зовут моего нового (или старого?) знакомого) улыбается.

– Они в эту бухту приплывают часто. Иногда утром, иногда ближе к вечеру. Но будьте осторожны, если встретитесь с ними, когда плаваете. Медленно, без резких движений поворачивайте к берегу и делайте вид, что не обращаете на них внимания.

– Разве дельфины опасны?

– Они могут «поиграть» с вами. От их ударов были случаи переломов. Достаточно опасно встретиться с ними в открытом море.

— Спасибо. Я из Беларуси… (мы знакомимся).

– Вы приезжаете к Кара-Дагу уже не первый раз.

Фраза звучит неопределенно – не то вопросительно, не то утвердительно.

– Второй.
– Значит, приедете еще.

Мне так хочется поговорить с этим человеком, который, несомненно, больше всех приезжих знает об этих местах, но ему звонят на мобильный, и Андрей уходит.

Лучше бы он мне не говорил, что дельфины приплывают в эту бухту часто – следующие два дня я уже, можно сказать, дежурила на своем месте с фотоаппаратом в руках и с пониманием, что нужно снимать дельфинов на видео. И еще с одним «пониманием» – вот захочется мне произвести впечатление на друзей по приезду домой, тогда буду всем рассказывать, что видела карадагского змея.
Вечером этого дня меня ожидали еще два сюрприза.

Перезвонила заведующая домом-музеем из Старого Крыма. Сказала, что материал просмотрела бегло. Ей понравилось. Если будет возможно, то повесть попробуют напечатать по линии Гриновских программ.
Эта новость очень обрадовала. Более того, Ольга Вадимовна пригласила меня в следующем году принять участие в трехдневном мероприятии, которое проводится на базе дома-музея.
Что я могла ей сказать? Буду стараться приехать.

Как говорят, мечтать не вредно. Тем более что у меня уже есть родня в Старом Крыму. Жизнь покажет…

Мне так не терпелось связаться с родными и поделиться впечатлениями о встрече с дельфинами, что решила побыстрее пойти в Курортное, в кафе, где можно было пользоваться интернетом. Просто функции моего старенького мобильника были ограничены. В кафе беру чашку кофе и усаживаюсь за компьютер. В соседнем зале звучит музыка. Спрашиваю у ребят, что там происходит.

– Сегодня выступает группа «Фактор-2». Начало концерта в восемь, а теперь репетиция.

– А можно мне пройти туда?

– Попробуйте.

Захожу во второй зал. Это открытая терраса. За стенкой уже шумит море.
Участники группы настраивают инструменты. Илья Подстрелов, солист, проверяет свой микрофон в разных точках большого зала.
Ну, как тут удержаться? Я достаю фотоаппарат и хочу сделать снимок.
Илья оборачивается и жестом показывает «нет!». Я тоже жестами пытаюсь объяснить: мол, пожалуйста, один снимок… Он подходит.

– Женщина, начало концерта в восемь. Приходите, фотографируйте, а теперь не мешайте работать.

– На концерт прийти не получится. Я ухожу. Из Беларуси я, ребята.

Илья улыбается. Улыбается светло, дружелюбно.

– Ладно.

Благодарю, а на прощание говорю:

– Если снимки получатся и вы приедете на гастроли в Беларусь, я тогда с фотографиями в руках буду пробиваться на концерт.

Илья смеется.

– Договорились.

– Скажу, что я ваша тетя…

Так на моей страничке в «Одноклассниках» среди других фото, которые приехали со мной из Крыма, есть и фотография с Ильей Подстреловым. Именно она вызвала больше всего вопросов у моих друзей.
Пришлось отшучиваться: мол, работала как конферансье…
Мне осталось рассказать о самом ценном сувенире, который я привезла из Крыма. Оставалось два дня до отъезда. Дельфины на следующий день не приплыли. Мое любимое место отдыха на этом пляже находилось почти у черты начала охраняемой зоны. Дальше заходить запрещалось. На щите предупреждение: «Опасно! Камнепад!». Отдельных товарищей это предупреждение не останавливало, они пытались пройти на охраняемую зону.

Возле меня прошел мужчина. Прошел в запретную зону. Я попыталась его остановить. Мол, не создавайте проблем и себе, и работникам. Они же все равно вас оттуда вернут. Мои аргументы не произвели на него никакого впечатления. Он решил искупаться. Экстрим. Можно будет потом похвастаться. Через несколько минут к нему уже шел охранник. Оказалось, это Андрей. Мужчине пришлось вернуться на общий пляж.

– Ну, как тут у вас с дельфинами?

– Сегодня не приплывали… Этого товарища я пыталась остановить, но тщетно.

– Я видел. Вот вам сувенир на память и от меня, и от Кара-Дага, – Андрей протянул мне небольшой камушек, по форме напоминающий медвежонка.

– Спасибо. А я здесь нахожу камни с настоящими неповторимыми рисунками.

– Когда есть время, я тоже люблю рассматривать такие «картины».

Раньше здесь можно было найти и сердолик, и яшму, и агат. Теперь такие находки редкость. Пока Кара-Даг был открыт, разграбили все, что можно…

– Спасибо.

А настроение и состояние такое, как и при встрече с дельфинами. Пока я рассматривала камушек, Андрей ушел.

На следующий день дельфин приплыл. Мне удалось поймать его на видео. Из своего сборника я пересняла на ксероксе несколько стихов и перед отъездом подарила Андрею. Слова благодарности и приглашение приезжать еще дают мне уверенность, что я обязательно встречусь с Кара-Дагом. Я благодарна этому месту, захватившему меня в плен. Месту, которое вдохновляло многих писателей и поэтов на творчество. Это место любил Грин. По лесной дороге он ходил из Старого Крыма в Коктебель пешком. Оказывается, это всего лишь одиннадцать километров.

Уезжаешь отсюда немного обновленным, чувствуешь себя немного моложе и смелее. Чувствуешь, что накопилось много тем, вопросов, которые обязательно выльются в строчки стихов. Это не только мое состояние. Опять сошлюсь на строчки Максима Богдановича, которые он написал после своего первого визита в Крым в 1909 году:

Подыми к небесам свои взоры,
И ты станешь опять как дитя.
И затихнут больные укоры,
Пропадут, от души отлетя.
Ей не нужно ни счастья,
ни ласки.
В сердце нет ни тоски,
ни забот.
Ты царевич мечтательной
 сказки.
Эта тучка – ковер-самолет.

Вот такая получилась поездка. Крым гостеприимен. Частный сектор практически не востребован. Цены доступны. Местные жители доброжелательны, а к белорусам особенно (может, мне так показалось). Самое главное, что там можно не только насладиться солнцем и морем, но и пройтись по тропам очень интересных людей и событий.